Высшая школа государственного аудита

Интервью декана Высшей школы государственного аудита МГУ С.М. Шахрая Информационному агентству ТАСС  о перспективах России и Китая в сфере образования, а также о планах развития созданного МГУ российско-китайского университета, открытии новых учебных программ и превращении университета в полноценный международный научно-образовательный центр.

5 сентября 2014 года ректор МГУ Виктор Садовничий и президент Пекинского политехнического университета (ППИ) Ху Хайянь подписали договор о создании российско-китайского университета в китайском городе Шэньчжэнь. Уже в сентябре 2017 года в Совместном университете МГУ-ППИ начался первый учебный год. Проректор МГУ Сергей Шахрай, отвечающий за реализацию этого международного проекта, рассказал ТАСС о перспективах России и Китая в сфере образования, а также о планах развития этого высшего учебного заведения, открытии новых учебных программ и превращении университета в полноценный международный научно-образовательный центр.

— Сергей Михайлович, завершается первый год работы Совместного российско-китайского университета. Не могли бы вы рассказать о накопленном опыте и перспективах на новый учебный год?

— Формула нашего университета: «Первоклассные абитуриенты, первоклассные преподаватели, первоклассные специалисты». Эти три превосходные степени гарантируют высочайшее качество наших выпускников.

Кстати, Совместному университету на протяжении двух лет не давали лицензию на образовательную деятельность под предлогом того, что китайские юноши и девушки якобы не в состоянии выучить русский язык, поскольку он очень сложный. Я рассказывал своим китайским коллегам, что не нужно этого опасаться: в МГУ с 1952 года есть Институт русского языка и культуры с богатейшим опытом преподавания русского языка иностранцам, что Московский университет создает учебники по русскому языку специально для учащихся из Китая. Однако, пока мы не дошли до политического руководства наших стран, «отмашку» на открытие университета, где обучение ведется не только на китайском и английском, но и на русском языке, нам не давали.

— Неужели эти опасения имели основания?

— Напротив, действительность показала обратное: китайские студенты через месяц обучения заговорили на русском языке. Конечно, «заговорили» — это пока еще очень условно. Но ребята с удовольствием погрузились в языковую среду, уже понимают, о чем идет речь, и охотно общаются на русском, что очень важно.

Это доказывает, что к нам пришли «сливки» китайской школы. И мы надеемся, что в следующие годы уровень абитуриентов, выпускников китайских школ будет таким же и даже немного выше.

— Правильно ли я понимаю, что у студентов нет специального подготовительного года по изучению русского языка, как у их коллег, обучающихся в высших учебных заведениях в России?

— Наверное, по логике неспешной подготовки было бы правильным, чтобы они сначала целый год учили только русский язык. Однако нужно сказать, что в университетах Китая в принципе нет бесплатных бюджетных мест, даже одиннадцатый и двенадцатый классы в школе также являются платными. В итоге мы закономерно и обоснованно опасались того, что родители не захотят оплачивать «лишний» год подготовки.

Поэтому методички и учебные пособия мы написали так, чтобы совершить «чудо»: обучая азам будущих профессий, мы одновременно учим студентов русскому языку. Обучение ведется преподавателями и профессорами МГУ. Фактически в первый год обучения около 80% учебного времени посвящено русскому языку. Но при этом — с акцентом на соответствующую специальность.

Например, у нас есть учебник русского языка для будущих программистов и математиков, есть учебник русского языка для будущих физиков и химиков. Они почти весь год учат русский, но уже начинают приближаться к предметной среде, по которой будут дальше изучать свои дисциплины. По этой причине мы скомбинировали первый год как языковой год с элементами предметной подготовки.

Это, конечно, эксперимент, и мы очень волнуемся. Однако мы надеемся, что именно такой подход сработает. Думаю, что наш подход будет стимулировать студентов к дальнейшему изучению русского языка в профильном направлении.

— Планируется ли расширение списка программ обучения?

— Сейчас мы открыли несколько факультетов и Центр русского языка. Это факультет прикладной математики и информатики, факультет наук о материалах, экономический факультет и филологический факультет. На эти факультеты набираются бакалавры и могут поступать магистранты. Биологический факультет начал с магистратуры и создания научной лаборатории. У нас сейчас действуют три магистерские программы: две по биологии на английском языке и одна по филологии. Планирует скоро открыть магистерские программы географический факультет.

Цель моего нынешнего приезда в Китай — обсудить по поручению ректора МГУ имени М.В. Ломоносова академика Виктора Антоновича Садовничего с китайскими партнерами из Пекинского политехнического института, а также с руководством города Шэньчжэнь и местным Бюро образования открытие образовательных программ второго этапа. В учредительном договоре о создании университета и в его уставе записаны еще несколько направлений подготовки специалистов.

Одним из самых интересных, на мой взгляд, направлений являются космические исследования. Как известно, в Шэньчжэне делают спутники. А МГУ — это университет, который сам создает спутники. За последние годы МГУ самостоятельно и с участием других партнеров запустил уже шесть спутников на орбиту. К тому же недавно в МГУ открылся факультет космических исследований. Что называется, сам бог велел нам сотрудничать в этом направлении.

— Как будет называться это направление подготовки?

— Факультет космических исследований. Там будут преподавать математику, медицину, приборостроение и другие науки с ориентацией на их применение в космосе.

— Создание каких еще факультетов вы обсуждаете с китайскими партнерами?

— Один из самых актуальных — это факультет транспорта и логистики. Он прямо отвечает запросам реализуемой Китаем инициативы «Один пояс, один путь». Но, разумеется, наши выпускники пригодятся не только для этого глобального проекта. Например, идет реальная работа по интеграции Северного морского пути с морским Шелковым путем и его наземной транспортной инфраструктурой. Есть масса других инфраструктурных проектов, которым нужны молодые профессионалы в области транспорта и логистики. Не менее важным по значению я считаю будущий факультет медицины и здравоохранения. Правда, из-за особенностей бюрократического процесса открывать его будет труднее всего, так как помимо разрешения Министерства образования здесь понадобится еще и разрешение Министерства здравоохранения Китая.

— В чем заключаются возможные сложности?

— Не столько в самих программах, сколько в новизне предлагаемого формата работы факультета. Как известно, в Московском государственном университете был длительный перерыв, долгое время не было медицинского направления, хотя оно является традиционным для классических университетов. Однако около десяти лет назад ректор МГУ Виктор Садовничий возродил факультет фундаментальной медицины вместе с университетской клиникой и научным медицинским центром. Эта очень важная триада: факультет, клиника и научный центр, особенно в современных условиях, когда именно университетская медицина становится площадкой для прорывных открытий и медицинских инноваций.

Мы убеждаем китайских партнеров, что изучать и преподавать медицину в совместном университете нужно именно в этом трехэлементном составе. Факультет у нас предусмотрен, научный центр создать относительно нетрудно, а что касается клиники, то можно, к примеру, использовать ресурсы одной из городских больниц Шэньчжэня — поменять ее подчиненность и статус или же заключить договор о сотрудничестве с тем, чтобы она была базовой «университетской» для оказания населению медицинских услуг и внедрения современных медицинских методов на практике.

— Планирует ли руководство университета создать направления подготовки, которые стали популярными только в последние десятилетия?

— В современном мире новые профессии не только очень быстро появляются, но и быстро исчезают. Наша задача — дать студентам на высоком уровне такое профессиональное образование, которое позволит им очень быстро настроиться на любую суперсовременную специальность по их «отраслевому направлению», предсказать появление которой ни вы, ни я сегодня даже не можем.

Например, базовые знания математики и программирования помогают специалистам легко успевать за изменчивой модой в IT-технологиях. А вот если готовить узкого «модного специалиста» в этой сфере, то к окончанию периода обучения он, скорее всего, окажется никому не нужным.

Кстати, я считал, что по профессиональным ориентирам китайские выпускники отличаются от российских. Однако оказалось, что это не так. Социологические исследования показали, что примерно 50%, как и у нас, хотят быть юристами и экономистами и только 11% мечтают стать программистами. А что касается физики, химии, математики и других фундаментальных наук, где сегодня как раз и происходят основные открытия и инновации, то в этой сфере хотели бы получить образование только 2–3% выпускников. Это означает, что для привлечения молодежи в эти науки и основанные на них профессии нужны стимулы, гранты и заказы от предприятий, корпораций и государства.

Кстати, многие китайские юноши и девушки хотят сегодня быть актерами, режиссерами, продюсерами и менеджерами в сфере искусства. Рынок искусств в современном мире является одним из самых активно развивающихся, конкурентных и дорогих. Поэтому мы тоже стараемся отвечать на запросы времени. У нас в учредительном договоре и программе развития университета записаны факультет искусств и факультет телевидения. Думаю, мы первоначально будем открывать магистерские программы на этих факультетах, чтобы не учить будущих Джеки Чанов «с нуля», а отшлифовывать таланты тех, кто уже проявил мотивацию на этом поприще и достиг каких-то результатов. Впрочем, Бюро образования города предлагает на факультете искусств открыть и бакалавриат. Я переговорил с деканом факультета искусств МГУ Александром Павловичем Лободановым, это можно сделать.

Если говорить о других направлениях, то мы также планируем развивать на базе факультета экономики магистерские программы по аудиту и финансовому контролю. На прошедшей недавно в Китае сессии Всекитайского собрания народных представителей (высший законодательный орган — прим. ТАСС) был создан Государственный надзорный комитет, которому, безусловно, потребуются молодые специалисты в области государственного аудита.

— Когда планируете начать принимать абитуриентов на указанные выше программы?

— Думаю, не раньше чем через год. Процесс лицензирования в Китае довольно долгий.

— Насколько известно, в мировой практике, и в Китае в том числе, действуют уже несколько совместных высших учебных заведений. Что будет способствовать повышению конкурентоспособности российско-китайского университета?

— Помимо высокого качества российских образовательных программ и выбора востребованных направлений подготовки, залогом нашей конкурентоспособности будет ставка на науку. То есть мы с самого начала создаем не просто образовательный университет, а научно-образовательный центр. Это означает, что при выполнении установленных показателей по бакалавриату мы будем делать особый акцент на магистратуру и аспирантуру.

Подготовка магистрантов и аспирантов — это, так сказать, штучный товар, который требует вложения дополнительных ресурсов и использования иных форм обучения.

Например, здесь имеют силу даже такие факторы, как территориальная удаленность университета от Москвы, от МГУ, от научного руководителя. Тут нужны современные технологии коммуникации и форм обучения. Именно для этих целей мы открываем специально выделенный канал связи между Шэньчжэнем и МГУ, который без ограничения по объему и в режиме реального времени позволит провести лекцию, семинар, заседание кафедры или ученого совета, консультации с ведущими учеными России.

— Этот проект еще на бумаге или уже реализован?

— Инфраструктура уже имеется, в настоящее время идет тестирование. Правительство Шэньчжэня профинансировало эту работу, а с компанией Huawei, которая базируется в Шэньчжэне, мы подписали соглашение о сотрудничестве.

Благодаря этому партнерству наш университет будет полностью подключен к современным облачным технологиям — это и «умный» кампус, и удаленные коммуникации, и технологии для совместной работы студентов и преподавателей.

— Что касается аспирантуры, то какую ученую степень будут получать ее выпускники: российского кандидата наук или PhD?

— Это будет зависеть от того, в каком ученом совете будет происходить защита.

— Помимо аспирантуры какие еще будут задействованы механизмы развития научно-инновационного потенциала университета? 

Первоочередной «кандидат» — это Центр компьютерных наук и математики. Среди направлений исследований — современные проблемы больших данных, вопросы информационной безопасности и различные аспекты цифровой экономики. Коллектив центра составят лучшие математики из России, Китая и других стран. Планируется, что будет совместное кураторство работы центра с китайской и российской стороны. Я уверен, что с нашей стороны решение очевидно, потому что вряд ли можно найти лучшего специалиста, чем математик с мировым именем академик Виктор Садовничий.

— Какие еще научные центры могут быть созданы?

— Еще один научный центр будет специализироваться на экологии и охране окружающей среды. Мы исходим из того, что эта сфера является актуальной для Китая, а именно здесь у России есть наработки и опыт, которых нет у других стран.

Я уже упоминал научный медицинский центр. На его базе будут реализовываться программы в сфере генетики, генной инженерии, фармакологии, поиска технологий раннего выявления и надежного излечения опасных заболеваний.

Кроме того, есть два направления, которые особенно востребованы в таких больших странах, как Китай. Это производственная медицина и медицина катастроф. Мы уже провели переговоры с российским МЧС — это ведомство будет помогать нам в реализации магистерских программ, так как оно располагает собственными научными центрами.

Еще одной перспективной сферой для медицинских исследований станет офтальмология. Китай «слепнет»: почти 4/5 выпускников заканчивают школу в очках. А  Россия располагает в этой сфере уникальными наработками. Например, у меня самого с коллегами-медиками есть два патента на тему использования занятий бадминтоном для профилактики близорукости и повышения качества зрения у детей, школьников, студентов.

Уверен, что создание такого рода центров поможет не только аккумулировать наши силы и ресурсы на тех направлениях, которые являются «передовым краем» современной науки и технологий, но и сократить путь от открытий до инноваций. Все это повышает конкурентоспособность нашего университета.

— Какая ведется работа для будущего трудоустройства выпускников?

— Вы абсолютно правы,  мы будем «производить» уникальных специалистов, а значит, должны заботиться об их трудоустройстве. На сегодняшний момент университет уже подписал соглашение с Деловым советом Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Ведутся переговоры о соглашениях с крупными корпорациями России, Китая и других стран. Это то направление работы, которому мы уделяем особое внимание.

— Как я понимаю, это предполагает некоторые вложения со стороны крупных корпораций. Чем планируете привлечь внимание бизнеса?

— Для этих целей мы создадим попечительский, а также наблюдательный совет. Они будут состоять из представителей тех корпораций, которые сделали адресный заказ на специалистов, предоставили гранты на их подготовку.

Это нормальная практика: работодатели должны не только видеть, по каким программам готовятся будущие выпускники, но и участвовать в составлении образовательных программ, чтобы на выходе получить специалистов, не требующих дополнительных расходов на переподготовку.

Вдобавок крупные компании лучше Госплана знают, что будет с их отраслью через три, пять или десять лет, и понимают, какие им потребуются специалисты.

— Сколько стоит год обучения в университете? Каков его стипендиальный фонд?

— Стоимость обучения в нашем университете примерно такая же, как и в МГУ. Это около 40 тыс. юаней в год, что составляет около 350 тыс. рублей. Для Китая это не самое дешевое образование. В КНР есть программы и за 14 тыс., и 20 тыс., и 23 тыс. юаней. Но это отнюдь и не самое дорогое образование для страны.

Кроме того, с согласия правительства Шэньчжэня был создан специальный стипендиальный фонд: все деньги, которые родители заплатили за своих детей, идут только на стипендии.

В результате студенты, которые учатся на «хорошо» и «отлично», получают стипендию 4 тыс. юаней в месяц, это около 35 тыс. рублей. В России, как мы знаем, такого уровня стипендий нет, даже с учетом того, что в Китае она выплачивается только десять месяцев в году. Студенты, которые учатся на двойки, не получают ничего. А троечники  получают стипендию с понижающим коэффициентом. В результате при надлежащей успеваемости если не 100%, то значительная часть потраченных на образование родительских денег возвращается вашим же детям за хорошую учебу.

Сейчас мы уже открыли специальный сайт szmsubit.ru, где будущие абитуриенты и их родители смогут получить всю информацию о нашем университете. На сайте есть телефоны и другие контактные данные. Кстати, для абитуриентов не из Китая знание китайского языка при поступлении в наш университет также не требуется.

— Если почти вся плата за обучение возвращается к студентам в виде стипендий, то на что же живет университет? Не могли бы вы подробнее рассказать о том, кем он финансируется?

— Университет пока практически полностью финансирует правительство города — это чистые субсидии. Для выхода университета на рентабельность понадобится по меньшей мере семь-десять лет. При этом плата за обучение будет составлять только 30% от его расходов, а основные деньги должны приносить научные исследования и гранты. Сейчас всю финансовую нагрузку несет правительство Шэньчжэня — бизнес такие обещания нам дать не может.

Необходимо понимать, что город тратит средства не безвозвратно. Да, Шэньчжэнь взял на себя обязательство построить кампус, оснастить его инфраструктуру и лаборатории современным оборудованием, оплачивать расходы университета. Но при этом в документах указано, что вся эта инфраструктура передается университету в аренду за 1 юань на 50 лет.

Это означает, что де-юре и де-факто эти ресурсы остаются в собственности города. То есть университет должен эффективно пользоваться этой инфраструктурой в течение 50 лет. Правительство города имеет право раз в пять лет проводить аудит и давать заключение об эффективности использования средств. Фактически тем самым город тратит эти деньги на себя.

А в связи с решением руководства Китая создать «Район Большого Залива», включив в него Шэньчжэнь, Гонконг, Макао, Чжухай — я надеюсь, с центром в Шэньчжэне, — эффективность вложений в человеческий капитал, в образование и науку резко возрастет.

Кстати говоря, можно упомянуть, что территориальное расположение университета привело к еще одному интересному решению. У нас три стороны: два учредителя в лице МГУ и Пекинского политехнического института, а третья сторона — правительство Шэньчжэня. Как рассматривать споры, если таковые возникнут? В результате скрупулезного разбирательства мы записали в уставе, что споры будет рассматривать арбитраж Гонконга.

Почему был сделан такой выбор? Потому что в Гонконге действует англосаксонская система права рассмотрения споров, которая всем понятна и гарантирует защиту интересов. Но в принципе, сам такой механизм делает спор крайне маловероятным. Так сказать, мы обеспечили себе двойную профилактику для бесконфликтного развития.

— Сталкивается ли руководство университета с какими-либо проблемами?

— В таком сложном международном проекте, где участвуют два университета, отстоящие друг от друга на 6 тыс. км, и третий партнер в виде правительства города, всегда возникают разного рода сложности. Самой трудной является проблема коммуникации. Имею в виду не вопрос ее обеспечения, а проблему выработки согласованных решений.

Например, пока решение не устроит каждую из трех сторон, то все стоит. А это вопрос темпов реализации проекта, которые в условиях высокой конкурентности на рынке образовательных услуг крайне важны. Поэтому нам всем вместе необходимо искать и находить способы более быстрого согласования решений и их реализации.

Необходимо шире внедрять современные системы коммуникации, потому что многие вопросы можно решать в режиме онлайн-конференций.

Кроме того, было бы замечательно, если каждый из партнеров выделил в своей структуре представителя, а еще лучше — отдел, который бы занимался исключительно вопросами совместного университета. Потому что это проект, который требует не только каждодневного внимания, но и знания особенностей деловой практики каждой стороны, культурных различий, языка и менталитета.

Например, сейчас идет согласование открытия программ второго этапа: с содержательной точки зрения решения принимают МГУ и Пекинский политехнический институт. Однако окончательное заключение о том, нужны ли те или иные специалисты, а значит — наши образовательные программы, будет делать Шэньчжэнь. Поэтому необходимы постоянные консультации и взаимодействие, чтобы лучше понимать и учитывать интересы друг друга.

Беседовал Роман Баландин

Подробнее на ТАСС:
http://tass.ru/opinions/interviews/5100687